Крым, ноябрь 1920 года. Русская армия Врангеля покидает пределы России.
Эвакуация ее была организована настолько хорошо, насколько это вообще было возможно в тех условиях. Практически всем, кто не желал оставаться, нашлось место на кораблях. Всего же из Севастополя, Ялты, Феодосии и Керчи ушло 126 судов, на борту которых разместилось почти 150 тысяч человек. Из них до 100 тысяч человек принадлежали к составу армии: около 50 тысяч воинских чинов из состава строевых частей армии и флота, 6 тысяч раненых и больных, до 40 тысяч чинов тыловых учреждений и свыше 3 тысяч воспитанников военно-учебных заведений. Около 50 тысяч человек принадлежали к числу гражданских беженцев, из них свыше 20 тысяч женщин и около 7 тысяч детей. Переход по морю в условиях самой чудовищной скученности занял от 1 до 5 суток; последние суда прибыли в Константинополь 19 ноября.
Беженцы сгружались на берег в Константинополе, 1-й Армейский корпус должен был разместиться на полуострове Галлиполи, Донской корпус – в нескольких лагерях (Чилингир, Санджак-Тепе, Кабакжда и Хадем-Киой) в районе станции Чаталджа к северу от Константинополя, Кубанский корпус – на острове Лемнос в Эгейском море.
22 ноября 1-й Армейский корпус начал высадку на Галлиполийском полуострове; общее руководство высадкой, согласно приказу Кутепова, возлагалось на Начальника 1-й Пехотной дивизии генерала Витковского.
Высадившиеся части сразу попали в очень тяжелое положение. Отведенное для их лагеря место представляло собою долину, открытую всем ветрам, где им предстояло зимовать в продуваемых насквозь палатках и временных бараках. Кормили впроголодь. Ежедневный паек состоял из 1 фунта хлеба, ¼ фунта крупы, 6/8 фунта консервов и по 1/20 фунта жиров, сахара и соли, чего было явно недостаточно. Кроме голода людей угнетало также однообразие пищи: консервы и фасоль ежедневно. В долине, отведенной для русского корпуса, во время 1-й Мировой войны, в дни боев за Дарданеллы, стоял английский лагерь. Англичане тогда окрестили ее «Долиной роз и смерти», из-за росшего здесь шиповника и свирепствовавшей малярии. С последней пришлось теперь познакомиться и белым воинам. К этому прибавились также массовые простуды, а у многих и туберкулез. При полном отсутствии медикаментов за декабрь - январь в лагере умерло около 250 человек. Вот почему солдаты прозвали Галлиполи (по-гречески – «Город Красоты») на свой манер – «Голым Полем».
Если в таких условиях командование хотело все же сохранить армию, оно должно было неустанно бороться за нее. Между тем, Врангель, продолжавший жить на своей штабной яхте «Лукулл» на Константинопольском рейде, оказался, стараниями французов, вскоре практически полностью отрезанным от строевых частей. Поэтому дело борьбы за армию в Галлиполийском лагере пришлось всецело взять в свои руки Командующему 1-м Армейским корпусом Александру Павловичу Кутепову. И он начал эту тяжелую борьбу за умы и сердца солдат прямо с момента высадки на полуостров.
Вот как позднее описал этот момент Иван Созонович Лукаш в своей повести «Голое Поле»:
На молу, где бежал стадами белых волков прибой, на холодном дожде, вповалку, промокшие до нитки, топтались женщины, дети, солдаты. Это была измученная толпа, голодные, нищие, вываленные из черного нутра транспортов, стонущая на льдяном дожде, поднятая ветром человеческая пыль...
Оборванные погоны, сырые шинели на голову мешком. На молу никто не знал, какая часть, какой полк. На молу — все смешалось.
И под дождем мокли, дымились и никли свернутые знамена.
Кутепов вошел в толпу. Кто-то не отдал честь. Резко окрикнул Кутепов:
— Честь! Вы беженец или солдат?
Кутепов понял, что без дисциплины не будет и армии, а в дисциплине нет ничего мелкого и неважного, а в дисциплине все важное и все главное — даже и не поднятая к козырьку рука и непришитый погон.
С первых же дней Кутепов начал подтягивать корпус, требуя внешней выправки, а нерадивых безжалостно арестовывал и сажал на лагерную гауптвахту, - на Губу. Лукаш считал, что именно с этой Губы и началось настоящее русское Галлиполи, началось возрождения армии. Были восстановлены строевые занятия, тактические учения, шагистика, устраивались парады. Многие отчаявшиеся и потерявшие веру люди считали это лишь «игрой в солдатики», а Кутепова (которого на турецкий манер прозвали «Кутеп-пашою») – тупым солдафоном. Но такие быстро отсевались и переходили в разряд беженцев. В рядах частей оставались наиболее стойкие, проникнутые верой в необходимость продолжения борьбы с большевиками. Они сплотились вокруг командования, составив крепкое ядро армии, ее самые ценные кадры. Для них шагистика, учения, внешняя подтянутость отнюдь не были никчемным времяпрепровождением, - это был их ответ на трудности повседневной жизни, это был знак их готовности к новому «Весеннему походу».
Так свершилось «Галлиполийское Чудо»: разбитая армия в условиях чудовищных лишений на чужбине не распалась, а сплотилась и вновь обрела боеспособность, вновь обрела себя. Каждый воин ее нес в своем сердце частицу России. Впоследствии их называли «крестоносцами» и «Орденом Нищенствующих Рыцарей», Лукаш в своей повести сравнивал их с «тихими полками Кромвеля», где каждый солдат нес в сумке истрепанный молитвенник, а в сердце – нерушимую веру в Бога.
«В Галлиполи произошла какая-то мобилизация духа, - передает Лукаш слова одного из офицеров, - Россия жива, Россия не опочила, Россия будет, и мы, русские солдаты, должны служить ей, где бы ни стояли наши полки: в Галлиполи, в Болгарии, в Африке. Хватит духа служить, – значит ты русский солдат. И служи».
Правильность тактики Кутепова стала особенно ясна, когда к началу марта 1921 года первоначальное относительно терпимое, иногда даже относительно благожелательное отношение французов к Русской Армии резко изменилось. Правительства Англии и Франции начали искать пути для соглашения с Советской Россией. Существование Русской армии на чужбине стало для этих кругов «костью в горле», и они предприняли все усилия, чтобы ее «распылить». Французские власти в Константинополе получили из Парижа новые инструкции, и, угрожая с 1 апреля прекращением довольствия, потребовали от Врангеля роспуска армии и перевода ее чинов на беженское положение. При этом местные французские коменданты призывали белых солдат не подчиняться собственному командованию, и усилено агитировали их за возвращение в Советскую Россию, либо эмиграцию в Бразилию. Они прекрасно понимали при этом, что в первом случае отправляют людей на неизбежную расправу в застенках ЧК-ГПУ, а во втором случае фактически продают их бразильским плантаторам в качестве «белых рабов». Но это не смущало французских комендантов лагерей, ревностно исполнявших «волю Парижа».
Однако в Галлиполи такая агитация лишь способствовала окончательному сплочению личного состава корпуса вокруг Кутепова в готовности отстаивать свое существование, не останавливаясь перед самыми крайними мерами. Именно в эти дни Александр Павлович стал символом Галлиполи. Корпус представлял собою значительную силу, сохранил винтовки и пулеметы, и Кутепов, уверенно опираясь на нее, отвергал все французские домогательства. Однажды французский представитель уведомил Кутепова, что на следующий день у французов назначены маневры и стрельбы. «Вот ведь необыкновенное совпадение, - спокойно ответил Кутепов, - У нас тоже на завтра запланированы маневры и огневая подготовка». После этого сенегальские стрелки, охранявшие лагерь по периметру, спешно оплели свои посты колючей проволокой и выставили пулеметы. Но до боевого столкновения дело, к счастью, не дошло, хотя русское командование на всякий случай втайне разработало план прорыва из лагеря с последующим марш-броском на Константинополь и занятием города.
Но французы продолжали через голову Кутепова и других генералов агитировать рядовой состав «возвращаться на Родину» или просто переходить в беженцы. В условиях, когда из России приходили известия о подавлении Кронштадтского восстания и упрочении власти большевиков, эта агитация имела некоторый успех. Тогда Кутепов 24 мая 1921 года отдал приказ, согласно которому все желающие могли в трехдневный срок подать заявки о переходе в беженцы, но те, кто остался в строю после этого срока, в случае своего ухода приравнивались к дезертирам. Многие были уверены, что армия немедленно развалится. Но в результате ушло 3000 человек, а на всех остальных дальнейшая агитация французов никакого влияния уже оказать не могла.
К лету 1921 года в лагерь Галлиполи, вопреки стараниям французов, обустроился и зажил кипучей внутренней жизнью. Части подтянулись, пошили себе новое обмундирование. Лагерь щеголял своим убранством, ровные ряды палаток радовали глаз. Особое внимание было обращено на учебу. В лагере действовали Сергиевское артиллерийское, Корниловское военное, Николаевско-Алексеевское инженерное и Николаевское кавалерийское училища, осуществившие 29 июня выпуск своих юнкеров в офицеры. Были также открыты дополнительно школы: артиллерийская, инженерная, гимнастическая и фехтовальная, а также курсы по подготовке командиров батальонов, рот, эскадронов, сотен, батарей и военно-административные курсы. Во всех частях шли усиленные занятия в учебных командах. Со старшими начальниками велись особые занятия, устраивались лекции, доклады, были организованы военные игры.
Не менее насыщенной была и культурная жизнь. В лагере функционировал свой театр и «Устная газета», заменявшая обычные газеты, недоступные рядовому составу, и удачно боровшаяся с распространением ложных слухов. В полковых походных церквях отправлялись службы, причем иконостасы писали собственных художники, а в церквях пели собственные прекрасные хоры. В частях издавались многочисленные рукописные журналы, как серьезного, так и сатирического содержания. Одновременно, по инициативе снизу многие рядовые участники борьбы записывали свои воспоминания о боях. Также, по частной инициативе существовали научные курсы и лекции, а также курсы по изучению иностранных языков.
Кроме того, 16 июля на русском кладбище в Галлиполи, где упокоились останки 250 белых воинов, был установлен особый памятник в виде пирамиды, увенчанной крестом. Для изготовления его было предписано каждому чину корпуса, независимо от звания, принести по одному камню. Было принесено 24 000 камней, из которых он и был сооружен.
Куда более тяжелой оказалась жизнь казаков в лагерях в Чаталдже и на острове Лемнос. Они оказались разбросаны по множеству относительно мелких и совершенно неблагоустроенных лагерей, где произвол французских комендантов и охраны сказывался особенно остро, и где агитации их за возвращение в Совдепию была особенно беспардонной. Кроме того, в марте 1921 года французы затеяли переселение всех казаков на Лемнос («Ломонос», как называли его казаки) - бесплодный остров с недостаточным количеством источников воды, весьма напоминавший тюрьму. Казаки достойно прошли это испытание, хотя процент поддавшихся на уговоры и отправившихся обратно в Советскую Россию на верную смерть среди них был выше.
30 судов русского военного флота под командованием адмирала М. А. Кедрова, с личным составом до 6 тысяч человек на борту, включая и Морской кадетский корпус, по указанию правительства Франции, пошли в порт Бизерту в Тунисе.
Однако, разумеется, основная тяжесть борьбы против новой французской политики легла на плечи Петра Николаевича Врангеля и его ближайших помощников. В ответ на ультиматум французских властей Врангель решил всемерно интенсифицировать уже начатые переговоры о перевозке и расселении частей армии в дружественных славянских странах – в первую очередь в Болгарии и в только что образованном Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев (впоследствии переименованном в Югославию). Эти переговоры шли трудно, но все же к началу лета 1921 года увенчались успехом. Пока же необходимо было продержаться, а также изо всех возможных источников изыскивать средства на дальнейшее содержание армии. Выдача французами их скудных пайков пока прекращена не была, но опасность прекращения ее в любой момент продолжала висеть над головою «дамокловым мечом». Командованию с большим трудом удавалось выдавать денежное пособие на мелкие расходы чинам армии, находящимся в военных лагерях (2 лиры офицеру, 1 лира солдату) и производить небольшие отпуски на учебные заведения, информацию, лечебные заведения и хозяйственные надобности частей.
Еще одним фронтом борьбы за армию для Врангеля оставался фронт политический. Французы настаивали на том, чтобы он официально сложил с себя звание Главнокомандующего. Петр Николаевич пойти на это никак не мог, поскольку это означало бы признание полной невозможности дальнейшей борьбы. Более того, формально он не стал слагать с себя также и звание Правителя Юга России, хотя исполнять свои обязанности Правителя он, конечно, не мог, а само правительство фактически распалось, и было реорганизовано в «Деловой Комитет». Таким образом, по мнению Петра Николаевича, сохранялась преемственность законной русской власти. За это Врангель подвергся многочисленным нападкам, в том числе и со стороны многих представителей русской политической эмиграции. Дальше всех пошел лидер кадетов П. Н. Милюков, именовавший Галлиполийский лагерь «Кутеповским застенком» и кощунственно призывавший «спасти армию от Врангелей и Кутеповых».
Наконец, стало известно о том, что переговоры с Югославией и Болгарией о приеме частей армии завершились успешно. В основу договоренности была положена идея, что Русская Армия, не желая ложиться бременем на приютившие ее страны, собственным трудом добывает средства к существованию, по возможности максимально сохраняя свой внутренний уклад и не вмешиваясь в политическую жизнь страны проживания. Главное командование на свои скудные средства предполагало содержать минимальный командный состав, обеспечивать медицинскую помощь и давать средства на санитарные учреждения, читальни, и информацию.
Королевство С.Х.С. дало согласие на прием Кавалерийской дивизии в полном составе на службу в сербскую пограничную стражу и частично в жандармерию, а кубанских казаков и технические части — на различные дорожные работы. Правительство Болгарии дало разрешение на расселение в военных казармах, освободившихся после резкого сокращения Болгарской армии в соответствии с условиями Версальского договора, 14 тысяч человек. При этом в обеспечение их жизни на один год были внесены средства в депозит болгарской государственной казны. Кроме того, 2 тысячи человек были приняты Болгарией на дорожные работы.
Ввиду особо тяжелого положения казаков на острове Лемнос, Главнокомандующий решил перевезти их в Балканские страны в первую очередь. К началу 1922 года Донской и Кубанский корпуса полностью, а 1-й армейский за исключением 11/2 тысячи человек, оставшихся временно в Галлиполи, были перевезены в Королевство С.Х.С. и Болгарию. Кроме того, около тысячи донцов были устроены на земледельческие работы в Чехословакию и до 3 тысяч донских и кубанских казаков выехали на работы в Грецию. Последние галлиполийцы весной 1923 года присоединились в Сербии к армии, 300 человек из них также были устроены на работы в Венгрии. Всего было перевезено в различные страны 38 800 воинских чинов: из них в Болгарию — 17 000 человек, в Королевство С.Х.С. — 11 500, в Чехословакию — 1000 (в том числе 100 человек студентов-галлиполийцев), в Грецию — 3000 человек, в Венгрию — 300, в Тунис (в Бизерту) — 6000 человек.
Кутепов с основной частью своего корпуса покинул Галлиполи в последних числах ноября 1921 года, через несколько дней после того, как 22 ноября была торжественно отпразднована годовщина «Галлиполийского сидения». В этот день состоялся парад, на котором было объявлено об основании «Общества Галлиполийцев». Членами нового общества стали все, прожившие этот год в лагере, не ушедшие из рядов армии в беженцы. Эмблемой его стал «Галлиполийский крест», особый знак, учрежденный 15 ноября 1921 года для всех чинов, бывших в лагерях, в виде черного креста с надписью «Галлиполи» (для бывших на острове Лемнос — с надписью «Лемнос») и датами вверху и внизу «1920», «1921».
На трех пароходах Кутепов с галлиполийцами были отправлены в Варну. В феврале 1922 года отбыл, наконец, в Сербию и барон Врангель; он обосновался в Сремских Карловцах.
Так для армии закончилась «Галлиполийская эпопея» и началась новая жизнь на чужбине, в Сербии и Болгарии.
А. А. Петров
Русская Армия на чужбине, 1920 - 1924 годы
доклад на вечере памяти РОВС, Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»
