В одном из сражений в Северную войну со шведом. А было их много, и больших и малых, одна Полтава чего стоит. Но не под Полтавой, нет... хотя кто говорит, что и под Полтавой... Но если б под Полтавой, тогда б все про Рыжечку знали... Нет, другое было сражение... незаметней. Воевали тогда проще. Вот поле, по левую, скажем, руку — шведы со своим королем Карлом, по правую — русские с царем Петром. Между них свободное место для диспозиции. Выстроились шеренгами, уже и горнисты затрубили, загромыхали барабаны. Вдруг царю Петру записочка от Карла. "Дорогой и любезный брат, отчего бы нам не заменить в честь праздника... (а правда, дело было под праздник) всеобщее побоище поединком богатырей, шведского и русского. Чей богатырь верх возьмет, того и победа!" И подпись — Карл XII.

Царь Петр не долго думая обратной записочкой дал согласие. И в подзорную трубу на шведскую сторону глянул... Матушка-заступпица... От шведов на чистое место не человек — гора в латах выехала. Под ней конь неимоверной величины весь железом, как сундук, окован стоит копытами перебирает, а под ними земля волной идет — не выдерживает такой тяжести.

Загрустил царь Петр — надо своего выставлять. Идет царь вдоль строя: преображенцы, семеновцы, конная гвардия — нет охотников! Стоят донцы, скучают— позевывают. Кубанцы тогда запорожцами были, на сторону смотрели. Дошел царь до яицких казаков... видит — есть от них охотник! Коник степной махонький, хвостом слепней отгоняет, а на конике казачишка незавидный — шапчонка небогатая, сапоги староватые, да к тому же рыж, а рыжих царь на дух не переносил. Не его же посылать.

Во второй раз пошел царь мимо гвардии — у героев испарина на лбах от царского взгляда закипает — а охотников нет! Стоят донцы, скучают — позевывают. О кубанцах и разговора никакого. А от яицких казаков рыжий недоумок на прежнем месте. Отвернулся царь. В третий раз пошел: гвардия глазами землю ковыряет — нет охотников! Стоят донцы, скучают — позевывают. О кубанцах... У яицких казаков рыцарь — герой на месте стоит, слепней на лету пикой сшибает.

У царя лицо гневом свело, щека дергается, а делать нечего, не самому же идти. Спрашивает царь казака:

— Ты что же, дурья башка, помысел имеешь шведа одолеть?

— Михаила Архангел пособит, отчего же не одолеть, царь-государь! В шведе оплошина есть, может, туда и угожу.

— Какая такая оплошина, — удивился царь Петр, — я в зрительную трубу, кроме горы в латах, ничего не вижу! Что за оплошина?!

— Мы, царь-государь, — казак ему в ответ, — на бухарскую сторону, в киргизску степь на три раза дальше трубы смотрим. Ближе б смотрели — давно б степной волк наши косточки растаскал. А про оплошину не скажу. Сглаза боюсь.

— Ну, иди, — только и сказал царь Петр.

Шепнул Рыжечка пару киргизских слов своему конику. Коник головой покачал и затрусил на чистое место перед шведом. А Рыжечка все оплошину разглядывает, примеряется. У шведа между шлемом и наплечными латами была узенькая полоска, не закрытая железом. Сюда и решил бить пикой Рыжечка.

Перед поединком, как положено, развели офицеры богатырей по отведенным местам, откуда наступать, объявили изготовку. В шведском лагере смех — откуда такого замухрышку нашли, у него даже сабли нет! А и правда, не любили яицкие казаки саблей махать. Сотники да есаулы только и носили, и то, так для вида на боку болталась. Объяснение тому простое: на багренье доставал казак из Яик-Горыныча осетров длинным багровищем, в бою противника — пикой. А если до рукопашной дело, полагался казак на пистоли, по две штуки за поясом обязательно заткнуты; ну и для надежности тонкий извилистый бухарский нож за голенищем. Так и Рыжечка был вооружен: пика, две пистоли за малиновым поясом да нож за голенищем.

Дали сигнал. Опустил швед забрало, нацелил на Рыжечку копье длиной в треть версты, и пошел его конь расчетливой рысью. Рыжечка со своей стороны к шведу подступает, а как поближе подъехал, видит: узка оплошина, не пробьет пика! Пику отбросил. А тут и вражье копье пред глазами замаячило. Миг! Кубарем скатился Рыжечка конику под брюхо! Ногами в седло, как клещ, вцепился! Прошло копье в пустом месте. Миг! И Рыжечка в седле. А казак в седле, дело — семечки. По самую рукоять вогнал бухарский нож в шведскую оплошину! Закачался швед, забулькал горлом да и рухнул навзничь всей тяжестью. Полная Победа! Все — уговор дороже денег. Отступил шведский король с досадным поражением.

Вернулся Рыжечка в русский лагерь. Ликованье! Царь Петр сам всем подряд чарки подносит! Рыжечку обнял, расцеловал. "Как героя величать?" — спрашивает.

— Рыжечкой, — отвечает герой.

— Вижу, что рыжий! По отцу как?

— По отечеству Егорий Максимович Заморенов, — отвечает Рыжечка.

— Проси, что хочешь, казак. Все исполню.

— Все?

— Все. Слово государя. — И думал Петр, что попросится Рыжечка во дворяне или еще на какую должность. А Рыжечка...

— Повели, царь-государь, отписать владену нам, яицким казакам, на реку Яик...

— Рекой вы и так от моего прадеда владеете, — перебил его царь, — проси дальше.

— Еще, надежа-государь, пожалуй нас нашим крестом и бородой, чтоб нам в наших старых обычаях невредиму быти, — сказал и затих.

Нахмурился царь Петр, а про себя думает: "Ну что за... народец, дует старую песню, и все тут". — Однако никуда не денешься, слово государя — держать надо.

— Ладно! — махнул царь рукой в сердцах.

— Для кого нет, а для яицких казаков есть! Писарь! Пиши в указ... Жалую на веки вечные яицких казаков их крестом и бородой, чтоб им насчет креста и бороды, и старых обычаев быть невредимым... И еще пиши отдельный указ, чтобы этому герою, славному поединщику, сиречь Егору Максимовичу Заморенову, он же и Рыжечка, с товарищами пить безданно и беспошлинно во всех царевых кабаках и трактирных заведениях целый год.

Рыжечка погиб в хивинском походе князя Бековича Черкасского. С этого похода начинается "добровольное" присоединение Средней Азии и Туркестана. Обильно полито это добровольство казачьей кровью.