СЛАЩЕВ (СЛАЩОВ) Яков Александрович (29.12.1885-11.01.1929) – уроженец г. Санкт-Петербурга, из дворян. Окончил реальное училище (1903), Павловское военное училище (1905), Академию Генштаба (1911). В Великую войну полковник (12.11.1916), командир Л.-гв. Московского полка. В Добровольческой армии (с 18.01.1918), начальник штаба в отряде Шкуро (06.1918), начальник 1-й Кубанской отдельной пластунской бригады (15.11.1918), начальник штаба 2-й Кубанской казачьей дивизии, во ВСЮР генерал-майор (04.1919), начальник 5-й, 4-й пех. дивизий, командир 3-го армейского корпуса (11.1919), командир 2-го армейского корпуса, генерал-лейтенант (03.1920). В эмиграции в отставке (12.1920). Вернулся в Советскую Россию (3.11.1921), служил преподавателем тактики на курсах «Выстрел». Убит в Москве 11 января 1929 г евреем Коленбергом

СЛАЩЕВ (Слащев-Крымский или Слащов) Яков Александрович (1885/1886-1929) - генерал-лейтенант белой армии, прототип Хлудова и некоторых других персонажей булгаковской пьесы "Бег". Родился 29 декабря 1885 г. /10 января 1886 г. в Петербурге в семье отставного полковника, из потомственных дворян. Окончил в 1905 г. Павловское военное училище и начал службу в лейб-гвардии Финляндском полку. В 1911 г. окончил Императорскую Николаевскую военную академию, но без права причисления к Генеральному штабу. Булгаков, судя по обращенным к Хлудову словам Чарноты: "Рома, ты генерального штаба! Что ты делаешь?! Рома, прекрати!", (речь идет о бессудных казнях) позволяет персонажу достичь больших успехов в Академии, чем его прототипу. С 1912 г. С. преподавал тактику в Пажеском корпусе. Первым браком С. был женат на дочери командира лейб-гвардии Финляндского полка, генерал-лейтенанта Владимира Аполлоновича Козлова (1856-1931) Софье. 18 января 1915 г. у супругов родилась дочь Вера. Протекция тестя, возможно, способствовала карьере С. С января 1915 г. С. находился в действующей армии, где прошел путь от командира роты до командира батальона лейб-гвардии Финляндского полка. 12 ноября 1916 г. произведен в полковники, а 14 июля 1917 г. назначен командующим гвардии Московским полком. С. был храбрым офицером, в первую мировую войну имел пять ранений, награжден многими орденами, в том числе Георгиевским оружием и орденом Св. Георгия 4-й степени. 8 декабря 1917 г. уволился из полка по ранению, не желая продолжать службу при большевиках, и 5 января 1918 г. прибыл в Новочеркасск, где формировалась Добровольческая армия генералов М. В. Алексеева (1857-1918) и Л. Г. Корнилова (1870-1918). Командирован М. В. Алексеевым в район Кавказских Минеральных Вод, где стал начальником штаба в отряде А. Г. Шкуро (Шкуры) (1887-1947), затем командовал 1-й Кубанской пластунской бригадой и был начальником штаба 2-й Кубанской казачьей дивизии. В апреле 1919 г. С. произведен главнокомандующим генерал-лейтенантом А. И. Деникиным (1872-1947) в генерал-майоры и назначен командиром 5-й пехотной дивизии, затем 4-й пехотной дивизии и 3-го армейского корпуса, действовавшего осенью 1919 г. против украинской армии С. В. Петлюры и повстанческих крестьянских отрядов Н. И. Махно (1889-1934). С. успешно сражался против махновских отрядов, но фигура Махно притягивала его, он чувствовал в нем родственную авантюрную жилку. С. не раз говорил своим подчиненным: "Моя мечта - стать вторым Махно". В последние дни обороны Крыма он даже пытался материализовать эту мечту, встав во главе партизанского отряда в тылу красных уже после захвата советскими войсками Перекопа, но не получил поддержки гланокомандующего Русской армии генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля (1878-1928). В январе - марте 1920 г. корпус С. успешно отразил попытки Красной Армии захватить Крым, за что в апреле С. был произведен П. Н. Врангелем в генерал-лейтенанты, а в июне осуществил успешный десант в Северную Таврию. В августе 1920 г. С. после неудачных боев под Каховкой подал рапорт об отставке. П. Н. Врангель присвоил ему титул Слащев-Крымский. С. был оставлен в распоряжении главнокомандующего и отправлен лечиться в Ялту. В октябре 1920 г., в связи с прорывом красных в Крым, С. выехал на фронт в Джанкой, однако никакой должности в войсках не получил. Идею высадить в тылу противника морской десант из добровольцев для развития партизанских действий в Северной Таврии по примеру Махно Врангель не поддержал, предложив С., если он пожелает, самостоятельно остаться в тылу противника в Крыму. С., не приняв этого предложения, выехал в Севастополь, откуда на ледоколе "Илья Муромец" вместе с остатками родного ему лейб-гвардии Финляндского полка и полковым Георгиевским знаменем отбыл в Константинополь. В связи с письмом С. комитету общественных деятелей 14 декабря 1920 г. с резкой критикой действий Врангеля по обороне Крыма, созданный последним суд чести уволил С. со службы без права ношения мундира. В ответ в январе 1921 г. С. издал книгу "Требую суда общества и гласности", где рассказал о своей деятельности на фронте и обвинил Врангеля в потере Крыма.
После увольнения из Русской армии Земский союз предоставил С. ферму под Константинополем, где он разводил индеек и прочую живность, однако к сельскому хозяйству, в отличие от военного дела, таланта у бывшего генерала не оказалось, доходов он почти не имел и сильно бедствовал со второй женой, Ниной Николаевной, ранее числившейся при нем "ординарцем Нечволодовым", и дочерью. В феврале 1921 г. контакты с С. установил уполномоченный ВЧК Я. Тененбаум, проживавший в Константинополе под фамилией Ельский. В мае 1921 г. чекисты перехватили письмо известного журналиста и общественного деятеля Ф. Баткина из Константинополя в Симферополь артисту М. Богданову, где сообщалось, что С. находится в настолько нищенском состоянии, что склоняется к возвращению на родину. Баткин и Богданов были завербованы ВЧК, причем последний был командирован в Константинополь, но, попав в поле зрения врангелевской контрразведки, возвратился обратно. За халатность Богданова даже предали революционному суду. С. пытался выговорить себе охранную грамоту, гарантирующую личную неприкосновенность и выделение валюты его семье, остававшейся в эмиграции. Бывшему генералу было отказано, да и сам С. признал, что никакая грамота не спасет его от мстителя, если таковой объявится (он точно предсказал свою судьбу). С. было обещано прощение и работа по специальности - преподавателя тактики. Ф. Баткину удалось тайно посадить С. с семьей и группой сочувствовавших ему офицеров на итальянский пароход "Жан", который 11 ноября 1921 г. прибыл в Севастополь. Здесь С. был встречен главой ВЧК Ф. Э. Дзержинским и в его личном поезде доставлен в Москву. Сохранилась записка Л. Д. Троцкого В. И. Ленину 16 ноября 1921 г. в связи с возвращением С.: "Главком (С. С. Каменев (1881-1936) считает Слащева ничтожеством. Я не уверен в правильности этого отзыва. Но бесспорно, что у нас Слащев будет только "беспокойной ненужностью". Он приспособиться не сможет. Уже находясь в поезде Дзержинского, он хотел дать кому-то "25 шомполов". Материалы в региструпе о Слащеве большие (документальные свидетельства преступлений С., собранные в регистрационном управлении Реввоенсовета). Наш вежливый ответ (рады будущим работникам) имеет пока что дипломатический характер (Слащев еще собирается тянуть за собой генералов).  Книжку Раковского (воспоминания Г. Н. Раковского "Конец белых. От Днепра до Босфора (Вырождение, агония и ликвидация)", вышедшие в Праге в 1921 г. и хорошо известные Булгакову; там, в частности, приведена характерная частушка "от расстрелов идет дым, то Слащев спасает Крым") пришлите, пожалуйста: я не читал". Таким образом, не раскаяние и душевный переворот, а расчет приспособиться и получить средства к существованию, а также желание иметь возможность заниматься горячо любимым военным делом (ничем другим он заниматься не умел) привели С. в Москву. В его глазах Врангель был виноват уже тем, что проиграл Крым и лишил С. возможности сражаться во главе войск против большевиков, и только во вторую очередь - тем, что изгнал С. из армии. Всё это отразилось в книге "Требую суда общества и гласности", где П. Н. Врангель, А. П. Кутепов (1882-1930), П. Н. Шатилов (1881- после 1939) и другие генералы обвинялись не в качестве носителей порочной белой идеи и пособников Франции и других иностранных держав (как это было во второй книге С.), а за то, что допустили катастрофу в Крыму и окончательно погубили белое дело. С изданной в Константинополе книгой С. Булгаков был хорошо знаком. В ней приводился константинопольский адрес С.: "квартал Везнеджилер, улица Де-Руни, дом Мустафа-Эффенди, № 15-17". В булгаковской повести "Дьяволиада", написанной в 1923 г., еще до знакомства с побывавшей в Константинополе Л. Е. Белозерской, одно из заметных действующих лиц, секретарша советского начальника товарища Чекушина Лидочка де-Руни, носит такую фамилию в связи с книгой С. Вопреки опасениям Троцкого, С. в СССР удалось приспособиться и даже сделать карьеру. По прибытии на родину он заявил, как сообщалось в гельсингфорсской газете "Путь" 26 ноября 1921 г.: "Не будучи сам не только коммунистом, но даже социалистом - я отношусь к Советской власти как к правительству, представляющему мою родину и интересы моего народа. Она побеждает все нарождающиеся против нее движения, следовательно, удовлетворяет требованиям большинства. Как военный, ни в одной партии не состою, но хочу служить своему народу, с чистым сердцем подчиняюсь выдвинутому им правительству". 20 ноября 1921 г. "Известия" опубликовали обращение С. к офицерам и солдатам армии Врангеля: "С 1918 года льется русская кровь в междоусобной войне. Все называли себя борцами за народ. Правительство белых оказалось несостоятельным и не поддержанным народом - белые были побеждены и бежали в Константинополь. Советская власть есть единственная власть, представляющая Россию и ее народ. Я, Слащев-Крымский, зову вас, офицеры и солдаты, подчиниться Советской власти и вернуться на Родину". С. был популярен, многие поверили ему и амнистии ВЦИК, объявленной 3 ноября 1921 г., рассудив, что, если простили преступления С., то более мелкие вообще не будут ставить в строку. В действительности, в отличие от С., многие вернувшиеся были репрессированы. С. же с июня 1922 г. стал преподавателем тактики, а в 1924 г. сделался главным руководителем преподавания тактики в Высшей тактически-стрелковой школе командного состава "Выстрел". По некоторым сведениям, С. преподавал и в Высшей школе ОГПУ. В 1924 г. вышла книга С. "Крым в 1920 г: Отрывки из воспоминаний", ставшая главным источником для Булгакова при создании образа Хлудова в пьесе "Бег". 11 января 1929 г. С. был застрелен на своей квартире курсантом "Выстрела" Б. Коленбергом, мстившим за брата, казненного по приказу С. Убийство С. освещалось в газетных сообщениях. Не исключено, что гибель прототипа повлияла на появление вариантов финала "Бега", где Хлудов кончал с собой. По одним данным, Коленберг получил тюремный срок за убийство, по другим - был признан психически невменяемым. Возможно, ОГПУ помогло мстителю найти свою жертву, поскольку уже через год, в 1930 г., под личным руководством тогдашнего главы этого ведомства В. Р. Менжинского (1874-1934) была проведена операция под кодовым названием "Весна", в ходе которой было арестовано около 5 тыс. бывших царских и белых офицеров, служивших в Красной Армии, а еще с середины 20-х началось их ускоренное увольнение в запас. С., в связи с поднятым вокруг его имени шумом, было бы неудобно арестовать или отставить от службы. Возможно, что ОГПУ решило избавиться от него другим способом - руками Коленберга. Посмертно, в 1929 г., была издана книга С. "Мысли по вопросам общей тактики: из личного опыта и наблюдений". Кроме того, С. опубликовал ряд статей в советской военной периодике и сборниках. В "Мыслях по вопросам общей тактики" заключительная фраза очень точно выразила военное, да и жизненное кредо С.: "В бою держитесь твердо своего принятого решения - пусть оно будет хуже другого, но, настойчиво проведенное в жизнь, оно даст победу, колебания же приведут к поражению". Уже в рассказе Булгакова "Красная корона" (1922) С. послужил одним из прототипов генерала-вешателя. Приводимые в книге "Требую суда общества и гласности" слащевские приказы повлияли и на образ Хлудова в "Беге" (1928). В этой книге, в отличие от мемуаров 1924 г., еще не требовалось ретушировать казни на фронте и в тылу, репрессии против большевиков и заподозренных в сочувствии им, так что строки приказов звучали грозно: "...Требую выдавать каждого преступника, пропагандирующего большевизм..." "Как защитить, так и покарать я сумею. Дисциплину ввести самую строгую... Ослушники, берегись!". По свидетельству Л. Е. Белозерской, лично со С. Булгаков знаком не был, однако книга "Крым в 1920 г." была настольной при написании "Бега". Белозерская еще в Петрограде встречалась с матерью С., Верой Александровной Слащевой, и запомнила "мадам Слащеву" как женщину властную и решительную. В предисловии к воспоминаниям С. известный писатель и политработник Дмитрий Фурманов (1891-1926) привел следующие слова генерала: "Много пролито крови... много тяжких ошибок совершено. Неизмеримо велика моя историческая вина перед рабоче-крестьянской Россией. Это знаю, очень знаю. Понимаю и вижу ясно. Но если в годину тяжких испытаний снова придется рабочему государству вынуть меч, - я клянусь, что пойду в первых рядах и кровью своей докажу, что мои новые мысли и взгляды и вера в победу рабочего класса - не игрушка, а твердое, глубокое убеждение". При этом сам Фурманов признавал: "Слащов-вешатель, Слащов-палач: этими черными штемпелями припечатала его имя история... Перед "подвигами" его, видимо, бледнеют зверства Кутепова, Шатилова, да и самого Врангеля - всех сподвижников Слащова по крымской борьбе". Сам С. стремится создать в мемуарах образ болезненно раздвоенного человека, пытающегося обрести утраченную веру и испытывающего муки совести за то, что служит делу, в правоте которого сомневается: "...В моем сознании иногда мелькали мысли о том, что не большинство ли русского народа на стороне большевиков, ведь невозможно, что они и теперь торжествуют благодаря лишь немцам, китайцам и т.п., и не предали ли мы родину союзникам... Это было ужасное время, когда я не мог сказать твердо и прямо своим подчиненным, за что я борюсь". Мучимый сомнениями, С. подает в отставку, получает отказ и вынужден "остаться и продолжать нравственно метаться, не имея права высказать своих сомнений и не зная, на чем остановиться". Но для него "уже не было сомнений, что безыдейная борьба продолжается под командой лиц, не заслуживающих никакого доверия, и, главное, под диктовку иностранцев, т.е. французов, которые теперь вместо немцев желают овладеть отечеством... Кто же мы тогда? На этот вопрос не хотелось отвечать даже самому себе". Те же муки испытывает булгаковский генерал Хлудов. Он еще расстреливает и вешает, но по инерции, ибо все больше задумывается, что любовь народная - не с белыми, а без нее победы в гражданской войне не одержать. Ненависть к союзникам Хлудов вымещает тем, что сжигает "экспортный пушной товар", чтобы "заграничным шлюхам собольих манжет не видать". Главнокомандующего, в котором легко просматривается прототип - Врангель, генерал-вешатель ненавидит, поскольку тот вовлек его в заведомо обреченную, проигранную борьбу. Хлудов бросает главкому в лицо страшное: "Кто бы вешал, вешал бы кто, ваше высокопревосходительство?" Но, в отличие от С., который в мемуарах так и не покаялся ни за одну конкретную свою жертву, Булгаков заставил своего героя свершить последнее преступление - повесить "красноречивого" вестового Крапилина, который потом призраком настигает палача и пробуждает у него совесть. Все попытки С. в мемуарах оправдать и приуменьшить свои казни не достигают эффекта (он утверждал, что подписал смертные приговоры только 105 осужденным, виновным в различных преступлениях, но Булгаков еще в "Красной короне" заставил главного героя напомнить генералу, скольких тот отправил на смерть "по словесному приказу без номера" - автор рассказа помнил по службе в белой армии, сколь распространены были такие приказы). Булгаков не мог знать эпизода с 25 шомполами из цитированного выше письма Троцкого, хотя поразительно точно показал в "Белой гвардии", что шомпола в качестве универсального средства общения с населением использовали и красные, и белые, и петлюровцы. Автор "Бега" не верил в раскаяние С., и его Хлудову не удается опровергнуть обвинений Крапилина: "Одними удавками войны не выиграешь! Стервятиной питаешься? Храбер ты только женщин вешать и слесарей!". Хлудовские оправдания, что он "на Чонгарскую Гать ходил с музыкой" и был дважды ранен (как и С., дважды раненый в гражданской войне), вызывают только крапилинское "да все губернии плюют на твою музыку и на твои раны". Здесь переиначена в народной форме часто повторявшаяся Врангелем и его окружением мысль, что одна губерния (Крым) сорок девять губерний (остальную Россию) победить не может. Смалодушничавшего после этого страстного обличения вестового Хлудов вешает, но потом Булгаков дарует ему, в отличие от С., мучительное и тяжкое, болезненное и нервное, но - раскаянье.

СЛАЩЕВА (НЕЧВОЛОДОВА) Нина Николаевна (?)(?-?) – жена генерала Слащева-Крымского Я.М.
Сведения, собранные в 1929 г. В Белграде П.А.Аверьяновым. Говоря об Азовском десанте 25 мая, он приводит интересные подробности, отчасти не лишенные привкуса легенды: «…Когда фронт едва уже держался, на нашу позицию, на виду находившегося в 400-600 шагах противника, с большим шумом влетел автомобиль. Из него вышел Слащов, обошел офицеров и солдат и сообщил, что вслед за ним якобы идут сильные подкрепления в лице французских и греческих войск, на что на нашей позиции войска отвечали громким «ура»… Воодушевив войска, Слащов вошел в свой автомобиль, стоявший уже задним ходом  противнику; на несколько мгновений, стоя во весь рост, он очутился спиной к противнику, и в эти мгновения три пулеметные пули попали ему в спину: две в легкое, одна в живот… Спасла Слащова молоденькая сестра милосердия, бывшая при гвардейском отряде, т.к. была сестрой служившего в этом отряде офицера. Она верхом отправилась в селение, в котором лежал Слащов, метавшийся в жару и беспамятстве, взвалила с помощью крестьян раненого на лошадь и прискакала с ним к гвардейскому отряду. Эта сестра милосердия неотлучно оставалась при боровшемся со смертью Слащове и, выходила его. Вскоре после выздоровления Слащов женился на ней. Его первый брак был несчастлив. Эта же вторая его жена вполне подходила к нему: под видом ординарца (из вольноопределяющихся) Никиты она безотлучно находилась при Слащове и сопровождала его в бою и под огнем».