КАЛЕДИН Алексей Максимович (дон.) - род. 12 ок¬тября 1861 г., ст. Усть-Хо¬перской, хут. Каледина; ге¬нерал от кавалерии. Донской атаман. Военное образование получил в Воронежском ка¬детском корпусе и в Михай¬ловском артиллерийской училище, из которого после производства в чин хорунжего, вышел на службу в 3а6айкальскую каз. батарею. В 1889 т. закончил курс Военной Академии; служил в штабе Варшавского военного округа и в должности старшего адъютанта Донского Воскового штаба; три года провел в Управлении резервной пехотной бригады, после чего в 1903 г. назначен на пост начальника Новочеркасского юнкерского училища; от 1910 г. командовал бригадой 11 кавал. дивизии; на фронт Первой Мировой войны выступил во главе 12 кав. дивизии.
Ген. Деникин писал: «В победных реляциях Юго-Западного фронта все чаще упоминались имена двух кавалерийских начальников - и только двух, - графа Келлера и Каледина, одинаково храбрых, но совершенно противоположных по характеру: один пылкий, увлекающийся, иногда безрассудный, другой спокойный и упорный. Оба не посылали, а водили войска в бой». В рядах наступающих полков ген. К. был ранен ружейной пулей.
Таким же он оставался, будучи командиром 12 корпуса и даже став командующим 8 армии. На этот пост он был назначен весною 1916 г., вместе с производством в чин генерала от кавалерии. 23 мая того же года его армия прорвала фронт под Луцком и оттеснила австрийцев далеко в глубь Галиции.
За руководство боевыми операциями ген. К. получил высокие награды, ордена св. Георгия 4-й и 3-й степеней.
Когда началась револю¬ция 1917 г. ген. К., по мнению своего начальника Бру¬силова, «потерял сердце и не понял духа времени». Новые порядки не пришлись по ду¬ше заслуженному и боевому генералу. Революция проти¬воречила его политическим взглядам, нарушила все его жизненные планы. Он отко¬мандировался в Военный Со¬вет и вскоре уехал на юг. На Дон ген. К. прибыл во время заседаний Первого Донского Круга. Депутаты встретили его долгими ова¬циями. Наблюдая парламен¬тарную стройность работ Народного Собрания, веря в свой народ и уступая уго¬ворам М. П. Богаевского и других Казаков ген. К. сог¬ласился принять пост Дон¬ского атамана.
19-го июня Донской Круг вручил ему грамоту, где значилось: «По праву древней обыкновенности из¬брания Войсковых атаманов, нарушенному волею царя Петра I в лето 1709-е, и ны¬не восстановленному, избра¬ли мы тебя нашим Войско¬вым атаманом».
Его личные потери и ущемленные амбиции неско¬лько возмещались доверием и сердечностью народных представителей. Он не был гордым сановником и чувствовал себя среди них своим человеком, скромным Каза¬ком, первым среди равных исполнителем долга и народ¬ной воли. Очевидцы расска¬зывали: «На Круге атаман выслушал приветствие старо¬обрядца-начетчика Кудинова и, благодаря за ласковое сло¬во, подал ему руку. Тот от¬ветил ему рукопожатием и, вдруг, наклонившись поце¬ловал руку атамана. Ген. К. наклонился тоже и в свою очередь поцеловал руну Кудинову. Круг разразился бурной овацией своему атаману».
Однако, оказалось, что атаман К. будучи безуко¬ризненно честным человеком высокой культуры, будучи замечательным полководцем и большим русским патрио¬том, не мог сразу стать по¬литическим светилом рево¬люционного времени, не мог найти отвечающие моменту идеалы и провозгласить ло¬зунги, способные поднять, усталый от пережитой вой¬ны, народ на новую борьбу.
Соблюдая по привычке преданность России, атаман готов был не щадить живо¬та своего для спасения оте¬чества. То же самое он хо¬тел бы видеть и у Казаков, не считаясь с их частными насущными интересами, Вы¬ступая на Московском Сове¬щании в августе 1917 г. от имени всех казачьих Войск атаман К. «говорил об угро¬жающем положении России о ее великом прошлом и ве¬ликом будущем, о Казаках и их роли «в общей борьбе за Россию, о предательстве большевиков, о борьбе с ни¬ми до конца и т. д.» (Бурцев). Но в декларации, прочитан¬ной ген. К-ным, не указыва¬лось ясно, о какой России шла речь и требовалась от¬мена многих «завоеваний революции». Это дало основание правительству Керенско¬го, обвинить Донского атамана изменником революционной родины, потребовать суда над ним, угрожать нашествием на Дон войск двух мобилизованных для этого военных округов.
В декларации на Московском Совещании обеща¬лось жертвенное служение Казаков для «спасения Рос¬сии». Но казачьи массы после революции не ставили себе таких широких задач. Война надоела и им, а большевики провозглашали за¬манчивые лозунги и обещания. Они утверждали, что именно мир спасет утомленный народ от дальнейших бедствий, а коренные социальные реформы принесут ему счастливую жизнь. Казаки тоже были утомлены войной и тоже требовали ряда реформ, облегчающих их экономическое положение. А вместе с тем, ген. К., сторонник войны до победного конца, боясь нарушить це¬лость Русской армии, не сог¬лашался отводить казачьи полки с фронта и сосредоточить их на Дону. Они возвращались с фронта позднее, сомневающиеся в своем атамане и правительстве. Разойдясь по домам, бойцы отдыхали в тепле родных куреней. 3 месяца выжидали и присматривались. Хотели остаться в состоянии нейтралитета до выяснения действительного лица и намерений новой русской пооктябрьской власти. Смотреть и ждать, прежде чем принять решение, народ имел право, но не этого требовала политическая обстановка, не этого ожидал атаман. Избирая его своим вождем казачьи представители гордились им, .верили в его политическую мудрость, в его казачий демократизм, в его способность вести и побеждать, но ничем не могли помочь ему в беспросветной обстановке того времени. Торжественно врученная власть оказалась миражем. Давалось право управлять и приказывать, а послушания можно было ожидать только от небольшой группы из числа зеленой молодежи, рядовых и офицеров. Невозможно было провести никакие реальные мероприятия. Со стороны Временного Правительства приходили оскорбительные обвинения и упреки. Эластичный политический деятель принял бы обиды, как необходимое зло, но атаман понимал их, как личные оскорбления. И вставало в душе ненарушимое правило кодекса офицерской чести: если не сможешь смыть оскорбление кровью обидчика, искупи его собственным расчетом с жизнью.
Пришли тяжелые дни борьбы малыми силами с потоками большевистских полков. Они были политы обильно драгоценной кровью казачьей молодежи. В январе 1918 г. создалась совсем безнадежная обстановка. Партизанские отряды таяли и никто, кроме ген. II. X. Попова, не хотел верить в возможность восстания ря¬довых казачьих масс. С выступлением Голубова исчезла последняя надежда на народ¬ную поддержку. 29 января по ст. ст. атаман К. сложил свои полномочия и покончил с собой в тот же день выстрелом в сердце
Казаки современники вспоминают своего атамана с грустью и любовью
Отредактировано Белогвардеец (2011-02-12 07:38:22)