Иеромонах с «Рюрика»

Одним из первых местных выпускников училища являлся известный иеромонах Алексей Оконечников. Родился он в бедной якутской семье, попал в монастырь на воспитание, некоторое время священствовал, затем, благодаря знанию английского языка, выученному, кстати, самостоятельно, был назначен корабельным священником на крейсере «Рюрик». 4 августа 1904 года во время Русско-японской войны в сражении у корейского порта Фусан японский флот потопил крейсер «Рюрик», в плен вместе с уцелевшими членами его экипажа попал и иеромонах Алексий.

В романе Валентина Пикуля «Крейсера» он представлен под фамилией Конечников. Как священник, не участвовавший в боевых действиях, он был освобождён японцами из плена. Оконечников по заданию офицеров крейсера тайно доставил в Петербург написанные ими рапорты о несовершенстве отечественной корабельной артиллерии и её снарядов, отчего русский флот и потерпел поражение.

Одновременно он дал и несколько интервью столичным газетам, описав несовершенство русской морской техники. Разразился скандал, командование флота не желало признавать свои ошибки. Но вопреки Пикулю, Оконешникова не наказали заточением в Спасском монастыре. Он преспокойно продолжил службу священником, правда, на флот его уже не взяли.
А вот как описівает своего героя Пикуль В.С. ("Крейсера")
"... В раздевалке мичману встретился сокурсник – молодой иеромонах с крейсера «Рюрик», Алексей Конечников, якут по происхождению, одетый в монашескую рясу.

– Привет! – сказал он дружески. – Сергей Николаевич, я слышал, у вас какие-то нелады с командиром «Богатыря»?

– От кого слышали, отец Алексей?

– От мичмана Плазовского… он ваш кузен?

– Да, кузен. А капитан первого ранга Стемман невзлюбил меня еще с того времени, когда «Богатырь» околачивался в Свюнемюнде. Накануне он велел покидать за борт все гармошки и балалайки матросов, а тут в панораме его прицела появляюсь и я – с громадным футляром виолончели…

На круглом и плоском лице якута раскосые глаза светились усмешкою человека, знающего себе цену. Он был умен.

– Сознайтесь, вы уже играли у Парчевских?

– Играл. Благопристойная семья. Хороший дом. К субботе я должен блеснуть в Боккерини своим пиццикато.

– Вы поосторожнее с этим квартетом…

– А что?

– В городе ходят слухи, что для доктора Парчевского все эти музыкальные вечера – лишь удобная приманка для улавливания выгодных женихов для его балованной дочери.

– Боюсь, что это сплетни. Вия Францевна – чистое воздушное созданье, и она вся светится, как волшебный фонарь.

– Чувствую, вас уже накренило… Красивая?

– Как сказать. Наверное. Если девушка надевает шляпу, не глядя в зеркало, значит, убеждена в своей красоте. И что ей я? Всего лишь мичман. Да тут, во Владивостоке, плюнь хоть в кошку, а попадешь в мичмана… Ну, я спешу, – заторопился Панафидин, – профессор Недошивин просил не опаздывать.

– С богом, – благословил его крейсерский поп…

…Судьба этого якута необычайна. Рожденный в убогом улусе, где табачная жвачка во рту и тепло дымного очага были главными радостями жизни, он стал послушником в Спасо-Якутской обители. Подросток жаждал знаний, а монастырь давал обеспеченный покой, сытную трапезу и доступ к книгам. Самоучкой он освоил английский язык, что казалось тогда невероятным подвигом. Слава о таежном самородке дошла до властей духовных. Конечникова вызвали в консисторию: «С флота поступил запрос – требуются грамотные священники для кораблей со знанием английского языка. Пойдешь?..» Так он, иеромонах, сделался священником крейсера «Рюрик», а теперь в институте поглощал грамматику и фонетику японского языка. В лице якута было что-то неуловимое для европейцев, понятное лишь азиатам. Японский консул Каваками однажды здорово ошибся, приняв его за японца с острова Хоккайдо. Включенный в боевое расписание, отец Алексей («отцу» было тогда 33 года) должен был помогать врачам при операциях, провожать на тот свет умерших или погибших. Он не слишком-то церемонился со своей буйной паствой:

– Вы бы хоть лбы перекрестили! С утра одни матюги слышу!… " (С) Пикуль В.С Крейсера